Был Гейнц лентяй, и хотя вся его работа состояла в том, чтоб гонять свою козу на пастбище, но все-таки, возвращаясь под вечер домой, он тяжело вздыхал после дневного труда.
- Это, по правде сказать, тяжелое бремя, - говорил он, - и утомительное занятие - из года в год до самой поздней осени гонять козу на поле. Если б по крайней мере можно было при этом полежать да поспать! Но где там! Надо поглядывать, чтоб коза не попортила молодых деревьев, чтоб не забралась через изгородь в сад или вовсе не убежала. Как тут можно быть спокойным и радоваться жизни?
Он уселся, собрался с мыслями и начал раздумывать, как бы ему освободиться от подобной обузы. Его размышления долго ни к чему не приводили, но вдруг он будто прозрел.
- Я знаю, что делать! - воскликнул он. - Женюсь-ка я на толстой Трине, - у той тоже есть коза, она сможет гонять на пастбище мою козу вместе со своей, и уж тогда не надо мне будет больше мучиться.
Вот Гейнц поднялся, потянулся, чтоб привести в движение свое утомленное тело, перешел наискосок дорогу - и идти-то дальше было не надо, тут ведь и жили родители толстой Трины, - и вот начал он свататься за их трудолюбивую и добродетельную дочку. Родители не стали раздумывать. "Ровня с ровней сходится", - подумали и согласились. Вот сделалась толстая Трина женой Гейнца и стала гонять на пастбище обеих коз. Наступили для Гейнца веселые дни, не надо было ему теперь отдыхать от какой бы то ни было работы, разве что только от своей собственной лени. Бывало, иной раз выходил он вместе с женой на поле и говорил: "Вот как пройдешься, только тогда и становится для меня покой еще слаще".
Но и толстая Трина была не менее его ленива.
- Милый Гейнц, - сказала она однажды, - зачем нам без всякой на то нужды делать жизнь себе горестной и портить себе лучшие молодые годы? Не лучше ли будет отдать нам наших коз, которые каждое утро своим блеяньем мешают нам спать, нашему соседу, а он даст нам за них улей с пчелами. Поставим мы улей на солнце за домом и не надо нам будет об улье заботиться. Пчел ведь пасти не надо, на поле их не гоняют: они вылетают и сами находят дорогу домой и мед собирают, при этом нам не надо будет ни о чем заботиться.
- Ты рассуждаешь, как умная хозяйка, - ответил Гейнц, - давай выполним твое предложение немедля; кроме того, мед вкусней да и питательней козьего молока и его можно дольше хранить.
Сосед дал охотно за двух коз пчелиный улей. Пчелы вылетали и влетали неустанно с раннего утра до позднего вечера и наполнили улей прекраснейшим медом, и вот осенью Гейнц мог собрать целый кувшин меду.
Они поставили этот кувшин на полку, что была прибита на стене в их спальне, а так как они опасались, что кувшин могут украсть или что в него заберутся мыши, то принесла Трина толстую ореховую палку и положила ее у кровати, чтоб не надо было понапрасну вставать, а можно было бы достать ее рукой и прогнать, в случае чего, непрошеных гостей, не подымаясь с кровати.
Ленивый Гейнц неохотно покидал постель раньше полудня: "Кто рано встает, - говорил он, - тот свое добро не бережет".
Однажды утром, когда уже совсем рассвело, он лежал еще на перине, отдыхая от долгого сна, и сказал своей жене:
- Женщины, они любят сладкое. Ты вот лакомишься медом, а было б куда лучше купить за него гуся с молодым гусеночком.
- Но уж никак не раньше, чем родится у нас ребенок, который их мог бы пасти, - ответила Трина. - Зачем мне мучиться с молодыми гусями и попусту тратить на это силы?
- А ты думаешь, что мальчик будет пасти гусей? В нынешнее время дети совсем не слушаются, они делают что хотят, почитают себя умнее родителей, - вот так же, как тот работник, который должен был искать корову, а вместо того гонялся за тремя черными дроздами.
- О, - ответила Трина, - если мальчик не будет меня слушаться, я возьму палку и отчешу ему спину, и уж как следует, без счету. Смотри, Гейнц, - крикнула она и в увлечении схватила палку, которой она собиралась мышей гонять, - смотри, вот как я его отколочу!
Она замахнулась палкой, но, по несчастью, угодила прямо в кувшин с медом, что стоял над кроватью. Стукнулся кувшин об стену, и посыпались на пол черепки, и прекрасный мед разлился по полу.
- Ну вот, и лежит теперь гусь с молодым гусеночком, - сказал Гейнц, - незачем нам его и пасти. Но счастье еще, что не упал кувшин на голову, у нас есть все основанья быть своей судьбой довольными.
А так как он заметил в черепке еще немного меду, то достал его рукой и считал при этом себя совершенно довольным.
- Жена, давай-ка полакомимся с тобою остаточком, а потом, после пережитого нами испуга, маленько отдохнем. Ну, что с того, что мы встанем немного позже, чем всегда, день-то ведь какой длинный!
- Да, - ответила Трина, - мы-то уж всегда успеем. Знаешь, пригласили однажды на свадьбу улитку, собралась она в путь-дорогу, а попала как раз на крестины. Натолкнулась она перед домом на забор и сказала: "Спешить-то никак не годится".
Harry was lazy, and although he had nothing else to do but drive his goat daily to pasture, he nevertheless groaned when he went home after his day's work was done. "It is indeed a heavy burden," said he, "and a wearisome employment to drive a goat into the field this way year after year, till late into the autumn! If one could but lie down and sleep, but no, one must have one's eyes open lest it hurts the young trees, or squeezes itself through the hedge into a garden, or runs away altogether. How can one have any rest, or peace of one's life?" He seated himself, collected his thoughts, and considered how he could set his shoulders free from this burden. For a long time all thinking was to no purpose, but suddenly it was as if scales fell from his eyes. "I know what I will do," he cried, "I will marry fat Trina who has also a goat, and can take mine out with hers, and then I shall have no more need to trouble myself."
So Harry got up, set his weary legs in motion, and went right across the street, for it was no farther, to where the parents of fat Trina lived, and asked for their industrious and virtuous daughter in marriage. The parents did not reflect long. "Birds of a feather, flock together," they thought, and consented.
So Harry got up, set his weary legs in motion, and went right across the street, for it was no farther, to where the parents of fat Trina lived, and asked for their industrious and virtuous daughter in marriage. The parents did not reflect long. "Birds of a feather, flock together," they thought, and consented.
So fat Trina became Harry's wife, and led out both the goats. Harry had a good time of it, and had no work that he required to rest from but his own idleness. He only went out with her now and then, and said, "I merely do it that I may afterwards enjoy rest more, otherwise one loses all feeling for it."
But fat Trina was no less idle. "Dear Harry," said she one day, "why should we make our lives so toilsome when there is no need for it, and thus ruin the best days of our youth? Would it not be better for us to give the two goats which disturb us every morning in our sweetest sleep with their bleating, to our neighbor, and he will give us a beehive for them. We will put the beehive in a sunny place behind the house, and trouble ourselves no more about it. Bees do not require to be taken care of, or driven into the field; they fly out and find the way home again for themselves, and collect honey without giving the very least trouble." - "Thou hast spoken like a sensible woman," replied Harry. "We will carry out thy proposal without delay, and besides all that, honey tastes better and nourishes one better than goat's milk, and it can be kept longer too."
The neighbor willingly gave a beehive for the two goats. The bees flew in and out from early morning till late evening without ever tiring, and filled the hive with the most beautiful honey, so that in autumn Harry was able to take a whole pitcherful out of it.
They placed the jug on a board which was fixed to the wall of their bed-room, and as they were afraid that it might be stolen from them, or that the mice might find it, Trina brought in a stout hazel-stick and put it beside her bed, so that without unnecessary getting up she might reach it with her hand, and drive away the uninvited guests. Lazy Harry did not like to leave his bed before noon. "He who rises early," said he, "wastes his substance."
One morning when he was still lying amongst the feathers in broad daylight, resting after his long sleep, he said to his wife, "Women are fond of sweet things, and thou art always tasting the honey in private; it will be better for us to exchange it for a goose with a young gosling, before thou eatest up the whole of it." - "But," answered Trina, "not before we have a child to take care of them! Am I to worry myself with the little geese, and spend all my strength on them to no purpose." - "Dost thou think," said Harry, "that the youngster will look after geese? Now-a-days children no longer obey, they do according to their own fancy, because they consider themselves cleverer than their parents, just like that lad who was sent to seek the cow and chased three blackbirds." - "Oh," replied Trina, "this one shall fare badly if he does not do what I say! I will take a stick and belabour his skin for him with more blows than I can count. Look, Harry," cried she in her zeal, and seized the stick which she had to drive the mice away with, "Look, this is the way I will fall on him!" She reached her arm out to strike, but unhappily hit the honey-pitcher above the bed. The pitcher struck against the wall and fell down in fragments, and the fine honey streamed down on the ground. "There lie the goose and the young gosling," said Harry, "and want no looking after. But it is lucky that the pitcher did not fall on my head. We have all reason to be satisfied with our lot." And then as he saw that there was still some honey in one of the fragments he stretched out his hand for it, and said quite gaily, "The remains, my wife, we will still eat with a relish, and we will rest a little after the fright we have had. What matters if we do get up a little later the day is always long enough." - "Yes," answered Trina, "we shall always get to the end of it at the proper time. Dost thou know that the snail was once asked to a wedding and set out to go, but arrived at the christening. In front of the house it fell over the fence, and said, 'Speed does no good.'"