El joven gigante


Юный великан


Un campesino tenía un hijo que no abultaba más que el dedo pulgar; no había manera de hacerlo crecer, y, al cabo de varios años, su talla no había aumentado ni el grueso de un cabello. Un día en que el campesino se disponía a marcharse al campo para la labranza, díjole el pequeñuelo:
- Padre, déjame ir contigo.
- ¿Tú, ir al campo? - replicó el padre. - Quédate en casa; allí no me servirías de nada y aún correría el riesgo de perderte.
Echóse el pequeño a llorar, y, al fin, el campesino, para que lo dejara en paz, metióselo en el bolsillo y se lo llevó. Al llegar al campo, lo dejó sentado en un surco recién abierto. Mientras estaba allí, acercóse un enorme gigante que venía de allende los montes.
- ¿Ves aquel gigantón de allí? - dijo el padre al niño, para asustarlo. - Pues vendrá y se te llevará.
En dos o tres zancadas de sus larguísimas piernas, el gigante llegó ante el surco. Levantó cuidadosamente al pequeño con dos dedos, lo contempló un momento y se alejó con él, sin pronunciar una palabra. El padre, paralizado de espanto, no pudo ni emitir un grito y consideró perdido a su hijo, sin esperanza de volverlo a ver en su vida.
El gigante se llevó al pequeñuelo a su mansión y le dio de mamar de su pecho, con lo que el chiquitín creció, tanto en estatura como en fuerzas, cual es propio de los gigantes. Transcurridos dos años, el viejo gigante lo llevó al bosque y, para probarlo, le dijo:
- Arranca una vara.
El niño era ya tan robusto, que arrancó de raíz un arbolillo como quien no hace nada, pero el gigante pensó: "Ha de hacerse más fuerte", y volvió a llevarlo a su casa y continuó amamantándolo durante otros dos años. Al someterlo nuevamente a prueba, la fuerza del mozo había aumentado tanto, que ya fue capaz de arrancar de raíz un viejo árbol. Sin embargo, no se dio por satisfecho todavía el gigante, y lo amamantó aún por espacio de otros dos años, al cabo de los cuales volvió al bosque, y le ordenó:
- Arráncame ahora una vara de verdad.
Y el joven extrajo del suelo el más fornido de los robles, con una ligereza tal que no parecía sino que bromeaba.
- Ahora está bien - díjole el gigante; - has terminado el aprendizaje - y lo devolvió al campo en que lo encontrara. En él estaba su padre guiando el arado, y el joven gigante fue a él y le dijo:
- ¡Mirad, padre, qué hombrón se ha vuelto vuestro hijo!
El labrador, volviéndose, exclamó asustado:
- ¡No, tú no eres mi hijo! ¡Nada quiero de ti! ¡Márchate!
- ¡Claro que soy vuestro hijo; dejadme trabajar; sé arar tan bien como vos o mejor!
- ¡No, no! Tú no eres mi hijo, ni sabes arar. ¡Anda, márchate de aquí!
Pero como aquel gigante le daba miedo, dejóle el arado y fue a sentarse al borde del campo. Empuñó el hijo el arado con una sola mano, y lo hincó con tal fuerza que la reja se hundió profundamente en el suelo. El campesino no pudo contenerse y le gritó:
- No hay que apretar tan fuerte para arar; es una mala labor la que estás haciendo.
Pero el joven, desunciendo los caballos y poniéndose a tirar él mismo del arado, dijo:
- Vete a casa, padre, y di a mi madre que prepare una buena comida; yo, mientras tanto, terminaré la faena.
Fuese el campesino y encargó a su mujer que preparase la comida, y, entretanto, el mozo aró todo el campo, que medía dos yugadas, sin ayuda de nadie, tras lo cual lo rastrilló por entero, manejando dos rastras a la vez. Cuando hubo terminado, arrancó dos robles del bosque, se los echó al hombro, y puso aún encima una rastra y un caballo delante, y otra rastra y otro caballo detrás; y como si todo junto no fuese más que un haz de paja, llevólo a la casa paterna. Al entrar en la era, su madre, no reconociéndolo, preguntó:
- ¿Quién es ese hombrón tan terrible?
Y respondióle su marido:
- Es nuestro hijo.
- No, no es posible que sea nuestro hijo; jamás tuvimos uno así; el nuestro era muy chiquitín. - Y gritóle: - ¡Márchate, aquí no te queremos!
El mozo, sin chistar, llevó los caballos al establo, echóles heno y avena, y lo arregló como es debido. Cuando estuvo listo, entró en la casa y, sentándose en el banco, dijo:
- Madre, tengo mucho apetito; ¿estará pronto la comida?
- Sí - respondió ella, - y sirvióle dos grandes fuentes repletas, con las que ella y su marido se habrían hartado para ocho días. Pero el joven se lo zampó todo y preguntó si podía darle algo más.
- No - respondióle la madre, - te di todo lo que había en casa.
- Esto sólo me sirve para abrirme el apetito; necesito más.
Ella, no atreviéndose a contradecirlo, salió a poner al fuego una gran artesa llena de comida y, cuando ya estuvo cocida, la entró al mozo.
- Bueno, aquí hay, por lo menos, un par de bocados - dijo éste, y se lo comió todo sin dejar miga; pero tampoco bastaba para aplacarle el hambre, y dijo entonces:
- Padre, bien veo que en vuestra casa nunca me hartaré. Si me traéis una barra de hierro bastante gruesa para que no pueda romperla con la rodilla, me marcharé a correr mundo.
Alegróse el campesino, enganchó los dos caballos al carro y fuese a casa del herrero en busca de una barra tan grande y gruesa como pudieran transportar los animales. El joven se la aplicó contra la rodilla y ¡crac!, la quebró en dos como si fuese una estaca, y tiró los trozos a un lado. Enganchó entonces el padre cuatro caballos y volvió con otra barra tan grande y gruesa como los animales pudieron acarrear; pero el hijo la dobló también y, arrojando los fragmentos, dijo:
- No sirve, padre; tenéis que poner más caballos y traer una barra más fuerte.
Enganchó entonces el campesino ocho caballos, y trajo a casa una tercera barra, tan grande y gruesa como los animales pudieron transportar. El hijo la cogió en la mano, rompió un pedazo de un extremo, y dijo:
- Padre, bien veo que no podéis darme el bastón que necesito. No quiero continuar aquí.
Marchóse con intención de colocarse como oficial herrero. Llegó a un pueblo, donde habitaba un herrero muy avaro, que todo lo quería para sí y nada para los demás. Presentósele el mozo y le preguntó si necesitaba un oficial.
- Sí - respondió el herrero, y, considerándolo de pies a cabeza, pensó: "Es un mozo fornido; manejará bien el martillo y se ganará su pan".
- ¿Cuánto pides de salario? - le preguntó.
- Nada - respondió el mozo, - sólo cada quince días, cuando pagues a los demás trabajadores, yo te daré dos puñetazos y tú los aguantarás.
El herrero se declaró conforme, pensando en el mucho dinero que se ahorraría. A la mañana siguiente, el nuevo oficial se puso a la faena; cuando el maestro le trajo la barra al rojo, del primer martillazo partióse el hierro en dos pedazos, volando por los aires, y el yunque se clavó en el suelo, tan profundamente que no hubo medio de volver a sacarlo. Enfadóse el avaro, y exclamó:
- Tú no me sirves; golpeas con demasiada rudeza. ¿Qué te debo por este solo golpe?
- Sólo quiero darte un golpecito, nada más - respondió el muchacho, y alzando un pie, de una patada lo envió volando al otro lado de cuatro carretas de heno. Eligiendo después la más recia de las barras de hierro que había en la herrería, cogióla como bastón y se marchó.
Был у одного крестьянина сын; и был он ростом всего с палец, больше никак не рос, и за несколько лет ничуть не сделался больше. Собрался раз крестьянин ехать на поле - землю пахать, а малютка ему и говорит:
- Батюшка, хочу я с тобой на поле поехать.
- На поле? - говорит отец. - Нет, уж лучше оставайся ты дома; какая с тебя польза будет, - чего доброго, я тебя еще потеряю.
И начал Мальчик-с-пальчик плакать; и чтобы его успокоить, сунул его отец в карман и взял вместе с собой. Приехав на поле, он достал его из кармана и посадил на только что вспаханную борозду. Вот сидит на ней Мальчик-с-пальчик, а в это время выходит из-за горы огромный великан.
- Видишь эту громадину? - спросил его отец, желая напугать этим малыша; а чтоб был он послушным, сказал: - Вот он тебя заберет с собой.
Великан в это время сделал несколько шагов своими длинными ножищами и очутился у самой борозды. Взял он маленького Мальчика-с-пальчик осторожно двумя пальцами, поднял вверх, поглядел на него внимательно и, ни слова не молвив, двинулся с ним дальше. Отец стоял рядом, но от страха и слова вымолвить не мог, и решил, что пропал теперь его сыночек и никогда уж он больше его не увидит.
И унес великан его к себе домой, начал его выкармливать; и вырос Мальчик-с-пальчик и стал таким же большим и сильным, как и все великаны. Прошло два года, и направился старый великан вместе с ним в лес. Он захотел его испытать и сказал:
- Вытащи-ка мне вот этот прутик.
А стал мальчик такой уже сильный, что вырвал из земли молодое дерево вместе с корнями. Великан подумал: "Ну, дело теперь пойдет лучше". И взял его с собой и выкармливал еще целых два года. Стал он его опять испытывать, и силы у мальчика настолько прибавилось, что мог он вырвать из земли теперь и старое дерево. Но великану это казалось еще недостаточным, он выкармливал его еще два года, потом пошел с ним в лес и сказал:
- Ну-ка, вырви мне прутик побольше, - и парень вырвал ему из земли самый толстый дуб - он так и затрещал; и было это для него делом совсем пустячным.
- Ну, теперь хватит, - сказал великан, - ты уже обучился, - и отвел его назад на поле, откуда он его принес.
А отец его как раз в это время шел за плугом. Юный великан подошел к нему и говорит:
- Посмотрите, батюшка, каким человеком ваш сын сделался.
Испугался крестьянин и говорит:
- Нет, ты мне не сын, я такого не хочу, отойди от меня.
- Да нет же, я ваш сын, и дозвольте мне приняться за работу; пахать я умею так же хорошо, как и вы, а может, еще и получше.
- Нет, нет, ты не сын мне, да и пахать-то ты не умеешь; уходи от меня прочь.
Но так как он великана побаивался, то отошел от плуга и сел на край поля. Взял тогда парень всю упряжку и нажал одной только рукой на плуг, но нажим был такой сильный, что плуг глубоко врезался в землю. Тут крестьянин не вытерпел и крикнул:
- Коли хочешь землю пахать, то не надо так сильно нажимать, а то пахота будет неважная.
Тогда парень выпряг коней, потащил плуг на себе и сказал:
- Ступай, батюшка, домой да вели матери наварить мне миску еды, да чтобы побольше, а я уж за это время сам все поле вспашу.
Пошел крестьянин домой и сказал жене, чтоб наварила она еды побольше. Вспахал парень поле, а было оно величиной в два моргена 1, и сделал он это один, а потом впряг себя в борону и стал боронить все поле двумя боронами сразу. Кончив работу, пошел он в лес, вырвал из земли два дуба, взвалил их себе на плечи, а сзади и спереди по бороне, да еще сзади и спереди по лошади, и понес все это, словно вязанку соломы, домой к отцу-матери. Входит он во двор, а мать его не узнала и спрашивает:
- Что это за страшный и огромный человечище?
А крестьянин отвечает:
- Да это наш сын.
А она говорит:
- Нет, это не наш сын, - такого верзилы у нас никогда не было, наш-то ведь был совсем крошечный.
И она крикнула ему:
- Ступай прочь, такого мы не хотим!
Но парень промолчал, отвел лошадей на конюшню, засыпал им овса, подложил им сена - все как следует. Когда он закончил работу, вошел в комнату, сел ла скамью и говорит:
- Матушка, ну, а теперь мне хочется чего-нибудь поесть, скоро ли будет ужин?
- Скоро, - ответила она и принесла две больших полных миски еды, ее хватило бы для нее и для мужа, пожалуй, на целую неделю. Но парень поел все это сам и спросил, нельзя ли еще чего подбавить.
- Нет, - сказала она, - это все, что у нас имеется.
- Да ведь это только, чтоб отведать, - мне бы надо побольше.
Она не решилась ему отказать, пошла на кухню и поставила на огонь большой котел, из которого свиньи ели, и когда он вскипел, принесла она ему целый котел.
- Наконец-то еще маленько принесли, - сказал он и съел все за один присест; но и этим он не наелся. Тогда говорит он отцу:
- Я вижу, что сыт я у вас не буду. Достаньте мне железную палицу, да покрепче, такую, чтоб мне на колене не переломить, и пойду я странствовать по свету.
Крестьянин обрадовался, запряг в повозку пару лошадей и привез от. кузнеца палицу, такую большую и толстую, какую только могла дотащить пара лошадей. Положил парень палицу на колено и - трах! - переломил ее пополам, как гороховый стебель, и отбросил в сторону. Запряг тогда отец четырех лошадей и привез палицу, такую большую и толстую, какую могла только дотащить четверка лошадей. И эту сын, положив на колено, переломил, кинул ее в сторону и говорит:
- Батюшка, ты в этом деле помочь мне, видно, не можешь; надо запрячь лошадей побольше и привезти палицу, какую покрепче.
И запряг отец восьмерик лошадей и привез палицу, такую большую и толстую, какую только восемь лошадей могли дотащить. Взял ее сын в руку, отломил сверху кусок и говорит:
- Ну, вижу я, что палицы, какая мне нужна, вы достать не можете, дольше оставаться у вас я не хочу.
И он ушел от него и стал выдавать себя всюду за кузнеца-подмастерья. Пришел раз в деревню, а жил в той деревне кузнец и был он большой скряга - никому ничего не давал и хотел, чтоб все принадлежало только ему. Вот пришел он к нему в кузницу и спрашивает, не нужен ли ему будет кузнец-подмастерье.
- Да, - говорит кузнец; глянул на него и подумал: "Этот парень здоровенный, ковать сумеет хорошо и на хлеб себе заработает". И спросил:
- А какую ты плату за работу хочешь?
- Да мне никакой платы не надо, - говорит он, - а вот каждые две недели, когда будешь с другими подмастерьями расплачиваться, хотел бы я давать тебе по два тумака, а ты уж изволь их выдержать.
Такой уговор скряге пришелся по сердцу: он рассчитал, что так сбережет он немало денег. На другое утро новый подмастерье должен был приняться в первый раз за работу, и когда мастер принес раскаленную докрасна болванку, тот ударил разок, но железо от удара все так и разлетелось, а наковальня вгрузла в землю так глубоко, что ее нельзя было никак оттуда вытащить.
Рассердился скряга и говорит:
- Э-э, нет, держать я тебя на работе не стану, ты куешь слишком грубо. А сколько ты хочешь за этот удар?
Подмастерье ему отвечает:
- Одно я хочу - дать тебе небольшого пинка, больше мне ничего от тебя не надо. - И он поднял ногу, дал ему пинка, и перелетел кузнец через четыре стога сена.
Потом выбрал он себе самую толстую железную болванку, какая была в кузнице, взял ее вместо посоха в руку и отправился дальше.
Вскоре подошел он к деревне и спросил у старосты, не потребуется ли ему старший работник.
- Да, - ответил староста, - пожалуй, будет нужен. Ты, видно, парень здоровый, с делом, пожалуй, управишься. А сколько ты жалованья за год хочешь?
Он опять-таки ответил, что жалованья ему не надо, а вот хочет он давать ему каждый год по три тумака, которые тот должен выдержать. Староста таким ответом остался доволен, - он был тоже порядочный скряга. На другое утро работникам надо было ехать в лес за дровами, все уже встали, а старший работник еще лежал в кровати. Вот один из работников его и окликнул:
- Эй ты, вставай, пора в лес за дровами ехать, и тебе тоже вместе с нами.
- Э, - ответил он насмешливо и грубо, - вы уж себе отправляйтесь, а я раньше вас с делом управлюсь.
Вот работники и пошли к старосте и рассказали ему, что старший-де работник еще лежит на полатях и, видно, ехать с ними в лес не собирается. Староста сказал, что пусть его разбудят как следует и скажут, чтоб он запряг лошадей. А старший работник опять им отвечает:
- Да вы езжайте себе, я раньше всех вас с делом управлюсь.
И он пролежал на полатях еще часа два. Наконец вылез он из перины, принес из амбара две мерки чечевицы, сварил себе похлебку, спокойно ее поел, а потом пошел на конюшню, запряг лошадей и поехал в лес. А вблизи от порубки была ложбина, по которой надо было ему ехать. Проехал он с телегой через ложбину, остановил лошадей, отошел назад к телеге и устроил из деревьев и хворосту такую засеку, что через нее ни одна лошадь не могла бы проехать. Подошел он к порубке, а в это время другие работники уже выезжали оттуда домой с гружеными телегами, вот он им и говорит:
- Езжайте-езжайте, я все равно раньше вас домой приеду. - Отъехал он немного, вырвал сразу из земли два самых больших дерева, взвалил их на телегу и повернул назад. Подъезжает к засеке, видит - стоят работники и никак не могут через нее проехать.
- Вот видите, - сказал он, - остались бы вы со мной, то и домой бы поскорей приехали да еще часок-другой могли бы поспать.
Он хотел тоже проехать через ложбину, но лошади пробраться никак через нее не могли. Тогда он их выпряг, положил на телегу, а сам ухватился за оглобли и враз перетащил все через засеку, и сделал это так легко, словно телега была перьями нагружена. Вот перебрался он на другую сторону и говорит тогда остальным:
- Вот видите, я скорей вас проехал, - и двинулся дальше, а остальным пришлось там остаться.
Заехав во двор, он взял в руки дерево, показал его старосте и говорит:
- А дров-то, пожалуй, целая сажень выйдет.
Вот староста и говорит своей жене:
- А работник наш и вправду хорош; хоть и спит он много, да с делом раньше других справляется.
Так прослужил он у старосты целый год. Вышел срок, и стали работники получать свое жалованье. Вот он и говорит:
- Время и мне свою плату получать.
Испугался староста пинков, которые он должен был получить, и стал его просить и уговаривать, чтобы он простил ему те тумаки:
- Я уж лучше старшим работником стану, а ты будь за меня старостой.
- Нет, - сказал он, - не хочу я быть старостой; я старший работник и хочу им остаться, а свое, как мы условились, должен я получить.
Стал староста ему предлагать все, что он только пожелает, но старший работник на все его предложения отвечал "нет". Староста не знал, что ему и делать, и попросил у него на размышленье две недели отсрочки. Старший работник на это согласился. Созвал тогда староста всех своих писарей, чтоб пораздумали они хорошенько и дали бы добрый совет. Писаря долго думали-раздумывали и, наконец, сказали, что никто перед старшим работником устоять не сможет, а то, пожалуй, и жизнью расплатиться придется, - ведь он каждого, как комара, раздавит. И они посоветовали старосте, чтобы велел он старшему работнику спуститься в колодец и его почистить, а когда он спустится вниз, прикатить мельничный жернов и сбросить его ему на голову, - тогда уж он никогда оттуда не вылезет.
Совет этот старосте понравился, и старший работник спуститься в колодец согласился. Когда он очутился на дне колодца, они скатили в колодец самый большой мельничный жернов, думая, что расшибут работнику голову, а он вдруг как закричит оттуда:
- Отгоните кур от колодца, а то роются они там в песке и сбрасывают мне в глаза всякий мусор, и мне оттого ничего не видно.
Крикнул тогда староста: "Кш-кш!", будто кур отгоняет. Закончил старший работник свою работу, вылез из колодца и говорит:
- Поглядите, какое у меня красивое ожерелье, - а был это на самом деле жернов, висел он у него на шее.
Пожелал старший работник получить теперь свое жалованье, но староста опять выпросил две недели на размышленье. Сошлись все писаря и дали такой совет: послать старшего работника в заколдованную мельницу, чтоб перемолол он там ночью зерно; никто еще с той мельницы наутро живым не возвращался. Это предложение старосте понравилось, и он позвал в тот же вечер работника и велел ему отвезти на мельницу восемь четвертей зерна и за ночь все это перемолоть, - очень, мол, нужно. Пошел старший работник в амбар, насыпал две четверти зерна в правый карман, две четверти в левый, а четыре насыпал в перемётную суму, взвалил на себя и, нагруженный, отправился к заколдованной мельнице. Мельник сказал ему, что днем он может зерно перемолоть как следует, но ночью никак дело не выйдет, - мельница-де заколдованная, и всякого, кто в нее зайдет, мертвым наутро выносить приходится. Но работник сказал:
- Я уж как-нибудь управлюсь, вы только уходите отсюда да ложитесь себе спать.
И пошел он на мельницу и засыпал зерно. Часам к одиннадцати зашел он к мельнику в комнату и присел на лавку. Посидел немного, - вдруг открывается дверь, и входит в комнату большой-пребольшой стол, и ставятся на него сами собой вино и жаркое и много всяких других яств, а в комнате ведь никого не было, кто мог бы все это принести. И придвинулись потом стулья сами к столу, но никто из людей не явился. Вдруг увидел он пальцы, они двигали ножами и вилками и накладывали кушанья на тарелки, а больше ничего разглядеть он не мог. Он был голоден, а когда увидел кушанья, то подсел тоже к столу и стал есть вместе с другими; и все ему показалось очень вкусным. Когда он наелся и другие тоже поели все, что было у них на тарелках, вдруг кто-то стал все свечи тушить, - это он; ясно слышал, - и когда стало темным-темно, хоть глаз выколи, то кто-то дал ему вроде пощечины. Тогда он сказал: - Если это повторится еще раз, я дам сдачи!
И когда он получил еще раз пощечину, он тоже размахнулся и тотчас ударил кого-то в ответ.
И так продолжалось целую ночь: он не спускал ни разу и честно давал сдачу, не ленился - бил куда попадется. Но только стало светать, как все вмиг прекратилось. Мельник встал, захотелось ему посмотреть на работника, и он был удивлен, что увидел его в живых. И тот рассказал:
- Наелся я досыта, но и пощечин получил немало; ну, и сдачи тоже давал.
Обрадовался мельник и сказал, что теперь мельница расколдована, и хотел было дать ему за это много денег в награду, но он сказал:
- Денег я не хочу, у меня их и так довольно. - Взвалил он мешок с мукой на плечи, пошел домой и сказал старосте, что с делом он управился, а теперь хочет получить расчет.
Как услыхал об этом староста, тут уж и совсем перепугался и никак не мог успокоиться, стал ходить по комнате взад и вперед, и пот градом так и катился у него с лица. Открыл он окошко, чтоб подышать свежим воздухом, но не успел и дохнуть, как дал ему старший работник такого пинка, что вылетел он из окна, взлетел прямо на воздух и стал подыматься выше и выше, пока, наконец, стал совсем невидим. Тогда старший работник говорит старостихе:
- Если он назад не вернется, то другой пинок вам уж получать придется.
Закричала старостиха:
- Нет, нет, уж мне этого не выдержать! - открыла она другое окошко, и у нее капли пота тоже на лбу проступили. И вот дал работник ей пинка, и вылетела она в окошко; а так как была она легче мужа, то и взлетела куда повыше.
Стал муж ей кричать:
- Спускайся ко мне!
А она всё кричала:
- Ты уж лучше ко мне подымайся, а мне к тебе спуститься никак невозможно. - И стали они носиться по воздуху, а друг к другу приблизиться всё никак не могут.
Летают ли они там до сих пор, по правде сказать, я не знаю. А юный великан взял свою железную палицу и пошел себе дальше.