Жили однажды муж и жена, и был у них один только ребенок; жили они одиноко в далекой пустынной долине. Случилось так, что мать пошла однажды в лес собирать еловый хворост и взяла вместе с собой маленького Ганса, которому было два года. А случилось то в весеннюю пору, и ребенок радовался, глядя на пестрые цветы; а мать шла в лес все дальше и дальше. Вдруг из-за кустов выскочили два разбойника, схватили мать и ребенка и увели их в глубь темного леса, где по целым годам не проходил ни один человек. Стала бедная женщина просить и умолять разбойников, чтоб они ее отпустили, но сердце у них было каменное: они не слушали ни просьб ее, ни жалоб и гнали все дальше, в самую чащу лесную.
И пробирались они так около двух часов через кустарники да колючие заросли, и пришли, наконец, к скале, и была там дверь; постучались туда разбойники, и дверь тотчас перед ними открылась. Пришлось им идти по длинному, темному подземелью, и пришли они, наконец, в большую пещеру, освещенную пламенем, пылавшим в очаге. На стене висели мечи, сабли и разное оружие для разбоя - оно сверкало при свете огня, а посредине стоял черный стол, за которым сидело четверо других разбойников; они заняты были игрой, а на главном месте сидел их атаман. Увидав женщину, он подошел, заговорил с ней и сказал, чтобы она не беспокоилась и не боялась, что они, мол, не сделают ей ничего плохого, и предложил ей вести у них хозяйство; и если будет она содержать все в должном порядке, то ей плохо у них не будет. Затем дали ей немного поесть и указали постель, где она может спать со своим ребенком.
Много лет пробыла женщина у разбойников, и Ганс за это время успел вырасти и стать сильным. Мать рассказывала ему разные истории и учила его читать по старой рыцарской книге, найденной ею в пещере.
Когда Гансу исполнилось девять лет, сделал он себе из елового дерева крепкую дубинку и спрятал ее за кровать, затем пришел к матери и говорит:
- Милая матушка, расскажи мне, кто мой отец; я хочу непременно об этом узнать.
Но мать молчала и не хотела ему говорить, боясь, как бы он не затосковал по дому; к тому же она знала, что злые разбойники никогда не выпустят отсюда Ганса; и сердце у ней разрывалось от горя, что Ганс никогда не сможет вернуться к своему отцу.
Однажды ночью, когда разбойники вернулись домой после разбойного набега, Ганс вытащил свою дубинку, встал перед атаманом и сказал:
- Теперь я хочу знать, кто мой отец; если ты не ответишь мне тотчас на это, то я тебя убью.
Засмеялся атаман и дал Гансу такую затрещину, что тот под стол покатился. Поднялся Ганс, смолчал и подумал: "Ладно, уж год я подожду, а там снова попробую, - может, потом лучше удастся". Вот прошел год, он вытащил снова свою дубинку, вытер с нее пыль, поглядел на нее и сказал: "Дубинка-то моя крепкая и дельная". Ночью вернулись разбойники домой, стали вино распивать кружку за кружкой и, наконец, захмелели. Достал тогда Ганс свою дубинку, подошел к атаману и говорит:
- Скажи, кто мой отец?
Дал ему атаман опять такую увесистую пощечину, что Ганс под стол покатился; но вскоре, однако ж, поднялся и бросился на атамана и его разбойников и избил их так, что они и двинуться не могли. А мать стояла в углу, дивясь его храбрости и силе. Когда Ганс расправился с разбойниками, подошел он к матери и говорит:
- Видишь, дело было нелегкое, ну, а теперь хочу я знать, кто мой отец.
- Милый Ганс, - ответила мать, - давай отсюда уйдем и будем его разыскивать, пока не отыщем.
Она достала у атамана ключ от входной двери, а Ганс притащил большой мешок из-под муки, набил его доверху золотом, серебром и другими красивыми вещами и взвалил его на плечи. Они покинули пещеру; и как изумился Ганс, когда, выйдя наверх из потемок, увидел он лес зеленый, цветы и птиц и утреннее солнце на небе! И он стоял и всему удивлялся, будто был не совсем в своем уме. Мать стала искать дорогу домой, и через несколько часов они счастливо добрались до своей одинокой долины и подошли к избушке. Отец сидел у порога; узнав свою жену и услыхав, что Ганс его сын, он на радостях расплакался, - ведь он считал их давным-давно уже умершими. Хотя Гансу было всего лишь двенадцать лет, но он был на целую голову выше своего отца. Вот вошли они вместе в избушку, и только положил Ганс свой мешок на лежанку, как начал весь дом трещать, развалилась печка, и треснул пол, и тяжелый мешок провалился в погреб.
- Господи, спаси ты нас и помилуй! - воскликнул отец. - Да ты ведь завалил нашу избушку.
- Милый батюшка, нечего вам о том печалиться, - стал успокаивать его Ганс, - ведь в мешке-то куда больше, чем надо, для того чтоб выстроить новый дом.
И принялся отец вместе с Гансом строить новый дом, скот заводить, землю покупать и хозяйствовать. Ганс пахал землю, и когда шел он за плугом и упирался в него руками, то быкам и тащить-то было нечего.
На другую весну Ганс и говорит:
- Батюшка, пусть все деньги у вас остаются, а мне велите сделать семипудовый дорожный посох, и пойду я с ним в чужие края и земли.
Когда посох был готов, Ганс покинул дом своего отца, двинулся в путь-дорогу и пришел в дремучий и темный лес. И вот услыхал он - что-то трещит и ломается, оглянулся, видит - стоит ель, снизу доверху точно в канат скручена; поглядел он наверх и увидал здоровенного парня, который схватил дерево и скручивал его, точно ивовый прут.
- Эй! - крикнул Ганс. - Что ты там наверху делаешь?
Парень ответил:
- Да вот вчера собрал я целую охапку хворосту и хочу сплести себе из него веревку.
"Это мне нравится, - подумал Ганс, - у этого силы хватит", и он крикнул ему:
- Брось ты это дело, пойдем лучше вместе со мной.
Парень спустился с дерева и оказался выше Ганса на целую голову, - но и тот ведь тоже был немалого роста.
- Теперь я буду называть тебя Еловым Крутилой, - сказал Ганс. И пошли они вместе.
Вдруг слышат - кто-то стучит, точно бьет молотком, да так сильно, что от каждого удара вся земля вздрагивает. Подошли они к огромной скале, видят - стоит рядом с ней великан и откалывает кулаком большие куски камня. Ганс спросил, что он тут делает, а тот говорит:
- Да вот ночью спать-то мне хочется, а тут лезут ко мне всякие медведи, волки да прочая мелюзга; ходят тут да обнюхивают и мешают мне спать, - так вот хочу я выстроить себе дом и буду спать в нем спокойно.
"Э-э, - подумал Ганс, - и этого можно тоже, пожалуй, к делу применить", и говорит:
- Брось ты свою постройку да ступай лучше со мной, буду я звать тебя Скалотесом.
Тот согласился, и все они двинулись по лесу дальше. И всюду, куда они ни приходили, дикие звери пугались их и убегали. Вечером подошли они к старому необитаемому замку, поднялись наверх и улеглись спать в зале. На другое утро вышел Ганс в сад и видит, что он весь одичал и порос терном и диким кустарником. Когда он шел по саду, бросился на него дикий кабан, но он ударил его своим посохом, и тот упал замертво наземь. Затем взвалил он его на плечи и принес наверх в замок; насадив кабана на вертел, они изжарили его и остались очень довольны; они условились, что каждый день, по очереди, двое из них будут ходить на охоту, а один будет оставаться дома и приготовлять пищу, каждому по девять фунтов мяса.
В первый день дома остался Еловый Крутила, а Ганс вместе со Скалотесом пошли на охоту. Когда Еловый Крутила занимался хозяйством, явился к нему в замок маленький, старый, весь сморщенный человечек и потребовал себе мяса.
- Убирайся прочь, проныра, - ответил ему Еловый Крутила, - не дам я тебе никакого мяса.
Но каково было удивленье Елового Крутилы, когда маленький, невзрачный человечек бросился на него с кулаками и стал так ловко его колотить, что он и защищаться не смог и упал, еле дыша, на землю. Человечек ушел только тогда, когда выместил на нем всю свою злобу. Когда двое остальных вернулись домой с охоты, Еловый Крутила не сказал им ни слова о старом человечке и о побоях, которые он получил, и решил так: "Вот пусть останутся они дома и сами попробуют, каково тягаться с этим маленьким скребком", - и одна эта мысль доставляла ему удовольствие.
На другой день дома остался Скалотес, и с ним случилось то же самое, что и с Еловым Крутилой, - с ним так же жестоко расправился человечек за то, что он не хотел дать ему мяса.
Когда двое остальных вернулись под вечер домой, посмотрел Крутила на Скалотеса и понял, что пришлось тому испытать; но оба они промолчали и подумали: "Пусть-ка и Ганс той же каши отведает".
На третий день дома пришлось оставаться Гансу; он занимался на кухне стряпней, и вот, когда он стоял у котла и снимал с него пену, явился человечек и потребовал, чтоб он дал ему тотчас кусок мяса. Ганс подумал: "Да это, пожалуй, бедный домовой; дам-ка я ему от своего куска, чтоб других не обделять", и подал ему кусок мяса. Карлик съел и потребовал мяса еще; добрый Ганс дал ему еще и сказал:
- Я даю тебе хороший кусок, будь этим доволен.
Но карлик потребовал и в третий раз.
- Ты становишься, однако, бессовестным, - сказал Ганс и не дал ему ничего. Тогда злой карлик хотел было вскочить на него и поступить с ним так же, как с Еловым Крутилой и Скалотесом, но не на такого он напал. Ганс дал ему несколько пинков, и тот скатился с лестницы. Ганс хотел было за ним погнаться, но перескочил через него, упал и растянулся во весь рост. Когда он поднялся, то карлика и след уж простыл. Ганс побежал за ним в лес и видел, как тот заполз в пещеру. Ганс воротился домой, но то место, куда скрылся карлик, он хорошо заприметил.
Двое других, вернувшись домой, стали удивляться, что Гансу сошло все так благополучно. Он рассказал им, что с ним произошло, и те не стали больше молчать и признались, что и с ними случилось то же самое. Ганс посмеялся и сказал:
- Так вам и следует за то, что вы были такие скупые; а стыдно ведь: вы такие большие, а дали себя побить какому-то карлику.
Потом взяли они корзину и канат и направились все втроем к пещере, где спрятался карлик, и спустили Ганса с его посохом в корзине вниз. Опустился Ганс на дно пещеры и нашел вход; открыл его, видит - сидит там девушка, писаная красавица, такая уж прекрасная, что ни в сказке сказать, ни пером описать. И сидит около нее карлик, оскалился на Ганса, точно мартышка. И была девушка закована в цепи, и так на него грустно посмотрела, что Гансу стало ее жаль, и он подумал: "Я должен ее от этого злого карлика освободить", и он ударил его своим посохом, и тот упал замертво наземь. И тотчас свалились с девушки цепи, и Ганс был восхищен ее красотой. Она рассказала ему, что она королевна, что похитил ее из дому разбойник-граф и запер здесь, в скалах, за то, что она не хотела его полюбить; и поставил граф карлика, чтоб стерег он ее, и много доставил он ей горя и страданий. Затем посадил Ганс девушку в корзину и велел тащить ее наверх. Когда корзина вновь опустилась в пещеру, то Ганс, не доверяя своим товарищам, подумал: "Они уж и так один раз меня обманули, ничего не сказав о карлике, и почем знать, что они там против меня замышляют?" И он положил тогда в корзину свой посох, - и хорошо, что он так сделал: только поднялась корзина до половины, как сбросили они ее. вниз, и если бы Ганс сидел в ней, то не миновать бы ему верной смерти.
Но как ему выбраться из пещеры, он не знал, и стал он раздумывать и придумывать, но ничего надумать не мог. "А грустно мне, однако, - сказал он, - что приходится здесь погибать". Ходил он да раздумывал, и вот подошел снова к комнатке, где прежде сидела девушка, и заметил у карлика на пальце кольцо, и оно блестело и сияло. Снял он его и надел себе на палец; повернул его вокруг пальца, - и вдруг услыхал над головою шум. Посмотрел он наверх и увидел духов воздуха, которые слетелись к нему и объявили, что он их повелитель, и спросили, что он им прикажет. Ганс сначала чуть было не обмер, но потом сказал, чтоб они подняли его наверх. Они тотчас повиновались, и он взлетел ввысь.
Когда он очутился наверху, то там никого не оказалось, и, войдя в замок, он тоже никого не нашел. Еловый Крутила и Скалотес исчезли и увели с собой прекрасную девушку. Но Ганс опять повернул кольцо, и явились духи воздуха и сказали ему, что те двое находятся на море. Ганс гнался за ними следом, без отдыху, и наконец попал он на берег и увидел далеко-далеко на море кораблик, на котором плыли его вероломные спутники. В ярости кинулся он, не долго раздумывая, со своим посохом в море и поплыл, но семипудовая палица тянула его вниз, и он стал уже тонуть. Но он вовремя повернул кольцо, и тотчас явились опять духи воздуха и перенесли его быстро, точно молния, на кораблик. Поднял он свой посох и воздал по заслугам своим вероломным товарищам, сбросил их в море; а сам поплыл с девушкой дальше, и была она в великом страхе; вот освободил он ее во второй раз и привез домой к своим отцу-матери, женился на красавице девушке, и все очень и очень радовались.
Es war einmal ein Mann und eine Frau, die hatten nur ein einziges Kind und lebten in einem abseits gelegenen Tale ganz allein. Es trug sich zu, daß die Mutter einmal ins Holz ging, Tannenreiser zu lesen, und den kleinen Hans, der erst zwei Jahr alt war, mitnahm. Da es gerade in der Frühlingszeit war und das Kind seine Freude an den bunten Blumen hatte, so ging sie immer weiter mit ihm in den Wald hinein.
Plötzlich sprangen aus dem Gebüsch zwei Räuber hervor, packten die Mutter und das Kind und führten sie tief in den schwarzen Wald, wo jahraus, jahrein kein Mensch hinkam. Die arme Frau bat die Räuber inständig, sie mit ihrem Kinde freizulassen, aber das Herz der Räuber war von Stein; sie hörten nicht auf ihr Bitten und Flehen und trieben sie mit Gewalt an weiterzugehen.
Nachdem sie etwa zwei Stunden durch Stauden und Dörner sich hatten durcharbeiten müssen, kamen sie zu einem Felsen, wo eine Türe war, an welche die Räuber klopften und die sich alsbald öffnete. Sie mußten durch einen langen, dunkelen Gang und kamen endlich in eine große Höhle, die von einem Feuer, das auf dem Herd brannte, erleuchtet war. An der Wand hingen Schwerter, Säbel und andere Mordgewehre, die in dem Lichte blinkten, und in der Mitte stand ein schwarzer Tisch, an dem vier andere Räuber saßen und spielten, und obenan saß der Hauptmann. Dieser kam, als er die Frau sah, herbei, redete sie an und sagte, sie sollte nur ruhig und ohne Angst sein, sie täten ihr nichts zuleid, aber sie müßte das Hauswesen besorgen, und wenn sie alles in Ordnung hielte, so sollte sie es nicht schlimm bei ihnen haben. Darauf gaben sie ihr etwas zu essen und zeigten ihr ein Bett, wo sie mit ihrem Kinde schlafen könnte.
Die Frau blieb viele Jahre bei den Räubern, und Hans ward groß und stark. Die Mutter erzählte ihm Geschichten und lehrte ihn in einem alten Ritterbuch, das sie in der Höhle fand, lesen. Als Hans neun Jahre alt war, machte er sich aus einem Tannenast einen starken Knüttel und versteckte ihn hinter das Bett; dann ging er zu seiner Mutter und sprach: "Liebe Mutter, sage mir jetzt einmal, wer mein Vater ist, ich will und muß es wissen." Die Mutter schwieg still und wollte es ihm nicht sagen, damit er nicht das Heimweh bekäme; sie wußte auch, daß die gottlosen Räuber den Hans doch nicht fortlassen würden; aber es hätte ihr fast das Herz zersprengt, daß Hans nicht sollte zu seinem Vater kommen.
In der Nacht, als die Räuber von ihrem Raubzug heimkehrten, holte Hans seinen Knüttel hervor, stellte sich vor den Hauptmann und sagte: "Jetzt will ich wissen, wer mein Vater ist, und wenn du mir's nicht gleich sagst, so schlag ich dich nieder." Da lachte der Hauptmann und gab dem Hans eine Ohrfeige, daß er unter den Tisch kugelte. Hans machte sich wieder auf, schwieg und dachte: Ich will noch ein Jahr warten und es dann noch einmal versuchen, vielleicht geht's besser.
Als das Jahr herum war, holte er seinen Knüttel wieder hervor, wischte den Staub ab, betrachtete ihn und sprach: "Es ist ein tüchtiger, wackerer Knüttel." Nachts kamen die Räuber heim, tranken Wein, einen Krug nach dem anderen, und fingen an die Köpfe zu hängen. Da holte der Hans seinen Knüttel herbei, stellte sich wieder vor den Hauptmann und fragte ihn, wer sein Vater wäre. Der Hauptmann gab ihm abermals eine so kräftige Ohrfeige, daß Hans unter den Tisch rollte, aber es dauerte nicht lange, so war er wieder oben und schlug mit seinem Knüttel auf den Hauptmann und die Räuber, daß sie Arme und Beine nicht mehr regen konnten. Die Mutter stand in einer Ecke und war voll Verwunderung über seine Tapferkeit und Stärke. Als Hans mit seiner Arbeit fertig war, ging er zu seiner Mutter und sagte: "Jetzt ist mir's Ernst gewesen, aber jetzt muß ich auch wissen, wer mein Vater ist."
"Lieber Hans", antwortete die Mutter, "komm, wir wollen gehen und ihn suchen, bis wir ihn finden." Sie nahm dem Hauptmann den Schlüssel zu der Eingangstüre ab, und Hans holte einen großen Mehlsack, packte Gold, Silber, und was er sonst noch für schöne Sachen fand, zusammen, bis er voll war, und nahm ihn dann auf den Rücken. Sie verließen die Höhle, aber was tat Hans die Augen auf, als er aus der Finsternis heraus in das Tageslicht kam und den grünen Wald, Blumen und Vögel und die Morgensonne am Himmel erblickte. Er stand da und staunte alles an, als wenn er nicht recht gescheit wäre. Die Mutter suchte den Weg nach Haus, und als sie ein paar Stunden gegangen waren, so kamen sie glücklich in ihr einsames Tal und zu ihrem Häuschen.
Der Vater saß unter der Türe, er weinte vor Freude, als er seine Frau erkannte und hörte, daß Hans sein Sohn war, die er beide längst für tot gehalten hatte. Aber Hans, obgleich erst zwölf Jahr alt, war doch einen Kopf größer als sein Vater. Sie gingen zusammen in das Stübchen, aber kaum hatte Hans seinen Sack auf die Ofenbank gesetzt, so fing das ganze Haus an zu krachen, die Bank brach ein und dann auch der Fußboden, und der schwere Sack sank in den Keller hinab.
"Gott behüte uns", rief der Vater, "was ist das? Jetzt hast du unser Häuschen zerbrochen."
"Laßt Euch keine graue Haare darüber wachsen, lieber Vater", antwortete Hans, "da in dem Sack steckt mehr, als für ein neues Haus nötig ist." Der Vater und Hans fingen auch gleich an, ein neues Haus zu bauen, Vieh zu erhandeln und Land zu kaufen und zu wirtschaften. Hans ackerte die Felder, und wenn er hinter dem Pflug ging und ihn in die Erde hineinschob, so hatten die Stiere fast nicht nötig zu ziehen.
Den nächsten Frühling sagte Hans: "Vater, behaltet alles Geld, und laßt mir einen zentnerschweren Spazierstab machen, damit ich in die Fremde gehen kann." Als der verlangte Stab fertig war, verließ er seines Vaters Haus, zog fort und kam in einen tiefen und finstern Wald. Da hörte er etwas knistern und knastern, schaute um sich und sah eine Tanne, die von unten bis oben wie ein Seil gewunden war; und wie er die Augen in die Höhe richtete, so erblickte er einen großen Kerl, der den Baum gepackt hatte und ihn wie eine Weidenrute umdrehte. "He!" rief Hans, "was machst du da droben?" Der Kerl antwortete: "Ich habe gestern Reiswellen zusammengetragen und will mir ein Seil dazu drehen." - Das laß ich mir gefallen, dachte Hans, der hat Kräfte, und rief ihm zu: "Laß du das gut sein, und komm mit mir." Der Kerl kletterte von oben herab und war einen ganzen Kopf größer als Hans, und der war doch auch nicht klein. "Du heißest jetzt Tannendreher", sagte Hans zu ihm.
Sie gingen darauf weiter und hörten etwas klopfen und hämmern, so stark, daß bei jedem Schlag der Erdboden zitterte. Bald darauf kamen sie zu einem mächtigen Felsen, vor dem stand ein Riese und schlug mit der Faust große Stücke davon ab. Als Hans fragte, was er da vorhätte, antwortete er: "Wenn ich nachts schlafen will, so kommen Bären, Wölfe und anderes Ungeziefer der Art, die schnuppern und schnuffeln an mir herum und lassen mich nicht schlafen, da will ich mir ein Haus bauen und mich hineinlegen, damit ich Ruhe habe." - Ei ja wohl, dachte Hans, den kannst du auch noch brauchen, und sprach zu ihm: "Laß das Hausbauen gut sein, und geh mit mir, du sollst der Felsenklipperer heißen." Er willigte ein, und sie strichen alle drei durch den Wald hin, und wo sie hinkamen, da wurden die wilden Tiere aufgeschreckt und liefen vor ihnen weg.
Abends kamen sie in ein altes, verlassenes Schloß, stiegen hinauf und legten sich in den Saal schlafen. Am andern Morgen ging Hans hinab in den Garten, der war ganz verwildert und stand voll Dörner und Gebüsch. Und wie er so herumging, sprang ein Wildschwein auf ihn los; er gab ihm aber mit seinem Stab einen Schlag, daß es gleich niederfiel. Dann nahm er es auf die Schulter und brachte es hinauf; da steckten sie es an einen Spieß, machten sich einen Braten zurecht und waren guter Dinge. Nun verabredeten sie, daß jeden Tag, der Reihe nach, zwei auf die Jagd gehen sollten und einer daheim bleiben und kochen, für jeden neun Pfund Fleisch.
Den ersten Tag blieb der Tannendreher daheim, und Hans und der Felsenklipperer gingen auf die Jagd. Als der Tannendreher beim Kochen beschäftigt war, kam ein kleines, altes, zusammengeschrumpeltes Männchen zu ihm auf das Schloß und forderte Fleisch.
"Pack dich, Duckmäuser", antwortete er, "du brauchst kein Fleisch." Aber wie verwunderte sich der Tannendreher, als das kleine, unscheinbare Männlein an ihm hinaufsprang und mit Fäusten so auf ihn losschlug, daß er sich nicht wehren konnte, zur Erde fiel und nach Atem schnappte. Das Männlein ging nicht eher fort, als bis es seinen Zorn völlig an ihm ausgelassen hatte. Als die zwei andern von der Jagd heimkamen, sagte ihnen der Tannendreher nichts von dem alten Männchen und den Schlägen, die er bekommen hatte, und dachte: Wenn sie daheim bleiben, so können sie's auch einmal mit der kleinen Kratzbürste versuchen, und der bloße Gedanke machte ihm schon Vergnügen.
Den folgenden Tag blieb der Steinklipperer daheim, und dem ging es geradeso wie dem Tannendreher, er ward von dem Männlein übel zugerichtet, weil er ihm kein Fleisch hatte geben wollen. Als die andern abends nach Haus kamen, sah es ihm der Tannendreher wohl an, was er erfahren hatte, aber beide schwiegen still und dachten: Der Hans muß auch von der Suppe kosten.
Der Hans, der den nächsten Tag daheim bleiben mußte, tat seine Arbeit in der Küche, wie sich's gebührte, und als er oben stand und den Kessel abschaumte, kam das Männchen und forderte ohne weiteres ein Stück Fleisch. Da dachte Hans: Es ist ein armer Wicht, ich will ihm von meinem Anteil geben, damit die andern nicht zu kurz kommen, und reichte ihm ein Stück Fleisch. Als es der Zwerg verzehrt hatte, verlangte er nochmals Fleisch, und der gutmütige Hans gab es ihm und sagte, da wäre noch ein schönes Stück, damit sollte er zufrieden sein. Der Zwerg forderte aber zum drittenmal.
"Du wirst unverschämt", sagte Hans und gab ihm nichts. Da wollte der boshafte Zwerg an ihm hinaufspringen und ihn wie den Tannendreher und Felsenklipperer behandeln, aber er kam an den Unrechten. Hans gab ihm, ohne sich anzustrengen, ein paar Hiebe, daß er die Schloßtreppe hinabsprang. Hans wollte ihm nachlaufen, fiel aber, so lang er war, über ihn hin. Als er sich wieder aufgerichtet hatte, war ihm der Zwerg voraus. Hans eilte ihm bis in den Wald nach und sah, wie er in eine Felsenhöhle schlüpfte. Hans kehrte nun heim, hatte sich aber die Stelle gemerkt.
Die beiden andern, als sie nach Haus kamen, wunderten sich, daß Hans so wohlauf war. Er erzählte ihnen, was sich zugetragen hatte, und da verschwiegen sie nicht länger, wie es ihnen ergangen war. Hans lachte und sagte: "Es ist euch ganz recht, warum seid ihr so geizig mit eurem Fleisch gewesen, aber es ist eine Schande, ihr seid so groß und habt euch von dem Zwerge Schläge geben lassen."
Sie nahmen darauf Korb und Seil und gingen alle drei zu der Felsenhöhle, in welche der Zwerg geschlüpft war, und ließen den Hans mit seinem Stab im Korb hinab. Als Hans auf dem Grund angelangt war, fand er eine Türe, und als er sie öffnete, saß da eine bildschöne Jungfrau, nein, so schön, daß es nicht zu sagen ist, und neben ihr saß der Zwerg und grinste den Hans an wie eine Meerkatze. Sie aber war mit Ketten gebunden und blickte ihn so traurig an, daß Hans großes Mitleid empfand und dachte: Du mußt sie aus der Gewalt des bösen Zwerges erlösen, und gab ihm einen Streich mit seinem Stab, daß er tot niedersank.
Alsbald fielen die Ketten von der Jungfrau ab, und Hans war wie verzückt über ihre Schönheit. Sie erzählte ihm, sie wäre eine Königstochter, die ein wilder Graf aus ihrer Heimat geraubt und hier in den Felsen eingesperrt hätte, weil sie nichts von ihm hätte wissen wollen; den Zwerg aber hätte der Graf zum Wächter gesetzt, und er hätte ihr Leid und Drangsal genug angetan.
Darauf setzte Hans die Jungfrau in den Korb und ließ sie hinaufziehen. Der Korb kam wieder herab, aber Hans traute den beiden Gesellen nicht und dachte: Sie haben sich schon falsch gezeigt und dir nichts von dem Zwerg gesagt, wer weiß, was sie gegen dich im Schild führen. Da legte er seinen Stab in den Korb, und das war sein Glück, denn als der Korb halb in der Höhe war, ließen sie ihn fallen, und hätte Hans wirklich darin gesessen, so wäre es sein Tod gewesen. Aber nun wußte er nicht, wie er sich aus der Tiefe herausarbeiten sollte, und wie er hin und her dachte, er fand keinen Rat.
"Es ist doch traurig", sagte er, "daß du da unten verschmachten sollst." Und als er so auf und ab ging, kam er wieder zu dem Kämmerchen, wo die Jungfrau gesessen hatte, und sah, daß der Zwerg einen Ring am Finger hatte, der glänzte und schimmerte. Da zog er ihn ab und steckte ihn an, und als er ihn am Finger umdrehte, so hörte er plötzlich etwas über seinem Kopf rauschen. Er blickte in die Höhe und sah da Luftgeister schweben, die sagten, er wäre ihr Herr, und fragten, was sein Begehren wäre.
Hans war anfangs ganz verstummt, dann aber sagte er, sie sollten ihn hinauftragen. Augenblicklich gehorchten sie, und es war nicht anders, als flöge er hinauf. Als er aber oben war, so war kein Mensch mehr zu sehen, und als er in das Schloß ging, so fand er auch dort niemand. Der Tannendreher und der Felsenklipperer waren fortgeeilt und hatten die schöne Jungfrau mitgeführt. Aber Hans drehte den Ring, da kamen die Luftgeister und sagten ihm, die zwei wären auf dem Meer. Hans lief und lief in einem fort, bis er zu dem Meeresstrand kam, da erblickte er weit, weit auf dem Wasser ein Schiffchen, in welchem seine treulosen Gefährten saßen. Und im heftigen Zorn sprang er, ohne sich zu besinnen, mitsamt seinem Stab ins Wasser und fing an zu schwimmen, aber der zentnerschwere Stab zog ihn tief hinab, daß er fast ertrunken wäre.
Da drehte er noch zu rechter Zeit den Ring, alsbald kamen die Luftgeister und trugen ihn, so schnell wie der Blitz, in das Schiffchen. Da schwang er seinen Stab und gab den bösen Gesellen den verdienten Lohn und warf sie hinab ins Wasser; dann aber ruderte er mit der schönen Jungfrau, die in den größten Ängsten gewesen war und die er zum zweiten Male befreit hatte, heim zu ihrem Vater und ihrer Mutter und ward mit ihr verheiratet, und haben alle sich gewaltig gefreut.